Святослав (Железная заря) - Страница 74

— Пойми, по иному сделать она не могла. То, что Игорь повадился к вам три шкуры драть — неверно, то, что вы убили его, то, может, и правильно. Тихо! — прикрикнул на зашумевших при этих словах гостей. — Вы так же бы и сделали.

И уже снова обращаясь к древлянину, продолжил:

— Но и Мал ваш какого ляда послов заслал свататься? Пришёл бы сам, повинился, виру заплатил, роту верности принёс бы. А тут с ляхами, по сказкам, кумился, к чехам дары слал. Великой Моравии ему захотелось, что ли? Что было — того не вернёшь. Разные мы люди с теми же ляхами, хоть и племени одного, а с русами — одинаковые, хоть и разные пращуры у нас. Вона, у Колота моего жена русинка, ты, Кнур, тоже рус, так вам свея какая-нибудь или чудь ближе по родству, однако от славян вас и не отличишь. Верно ведь? Не понимал этого Мал, а Ольга понимала. Ещё понимала, что, не разори она землю древлянскую, не только здесь бы власть её пошатнулась, все соседи плевали бы в нас. Вот ты, Нежил, говоришь — человек главное. Нет! Власть — вот главное. Не было бы у нас крепкой власти, не строил бы Колот сегодня терем, да и что говорить! Не было никаких бы походов в Хазарию. А что без власти? Прийдут находники, весь пожгут, жён и детей в полон уведут. Так какой толк терема ставить, богатство наживать, коль завтра отберут? Слышали про обров? То-то. Раньше, дед мой ещё говорил, продать что-либо — так за бесценок. Выйдешь из веси, так лихие люди пограбят, а на торг придёшь — обдерут как липку. Русы нас за своих не считали и грабили почём зря. Потому и Свенельда славяне поддержали за то, что славян равными обещал с русами сделать, не то, что бы он сделал с одной-то дружиной против всей земли? Не те господари были Аскольд с Диром. Нету князя — нет закона. А коли есть власть, но слабая и плохая, что только дани брать горазда да себя пирами тешить, то и вину за беды все на власть и валят: ребёнок от огневицы умер — князь виноват, засуха либо дожди проливные — вина на князе, палец топором оттяпал — опять князь. А коли власть сильна, поле пашешь, не боясь стрелы находника, дом строишь, какой, душа радуется, из села в село ездишь, не боясь лихих людей, прибыток растёт, голода нет, купцы на торгу не обдирают, боярин безнаказанно, токмо лишь по хотению своему, смерда плетью не перетянет, то власти той всё прощают: и капища порушенные, и богов новых. Вот придёт к нам Бог христианский и примете его, и храмы ставить будете, помяните моё слово.

Старк замолчал, крупно отхлебнул мёд из чаши, смочив пересохшее от долгой речи горло. Согласно звенели над притихшими гостями спрятавшиеся от ненастья в человеческом жилье комары, осторожным шёпотом шелестел по земляной крыше дождь.

— Пока жив Святослав, не будет того, — сказал Колот, первым, решившийся нарушить молчание.

— Не будет, — согласился Старк. — А Ярополк? А при нём бояре Ольгины останутся, трудно Святославу с сыном будет после смерти матери. Я не доживу, старый уже, а вам много ещё увидеть придётся...

Работали уже все, лишь бы успеть отстроиться до русальных недель, к тому же один из артельщиков именем Соболь, добрый мастер по вырубке потайных углов, придавил руку и теперь только жадными глазами пялился на работу, иногда поправляя мужиков. Те отмахивались, в яростной работе подшучивая над покалеченным другом. День за днём так и положили коня. Кнур, красуясь, первым прошёл по верху. Слез, гордый собою, сначала в шутку, а потом взаболь предложил Колоту покрыть крышу и положить охолупень. Опережая родственника, ответил Стреша:

— Братьев кликну — в один день сделаем, не журись, мастер, мы тут тож не лаптем щи хлебаем!

На том и закончили. Потом пили и дурили до упаду. Под конец пьянки пошли в разнос: Дятел задирался, всё норовил с кем-нибудь подраться, пока не нарвался на кулак скорого на расправу Стреши, на том, успокоившись, улёгся спать. Кнура держали, он всё рвался «погулять в весь до баб». Подмастерье Щеня блевал за клетью, древлянин Нежил гнусавил в углу какую-то заунывную песню, Соболь в плясе подвернул ногу и жаловался на это спящему Дятлу. Сорвав на артельщиках голос и протрезвев от их выкрутасов окончательно, Колот лёг только под утро. Днём решили было продолжать, но Зимава, так и не сомкнувшая за разгульную ночь глаз, заголосила благим матом. Кнур сразу вспомнил про срочный заказ, втихаря выпросил на опохмел у Старка сулею с пивом. Прощаясь с Колотом, сказал:

— Разбогатеешь, зови ещё, гульбища поболее выведем, крыльцо поставим на стояк, как у воеводы Волка в Вышгороде.

Колот отмолвил:

— Позову, только теперь брату будем хоромы рубить.

Проводив мастеров, крыли верх терема соломой. Отеня, глянув хозяйским глазом, пообещал заготовить дрань, дабы положить на крышу в будущем году, чтобы было совсем как у бояр. Когда поднимали охолупень, приехал какой-то мужик из Ростичи, присоединившись к привычным уже к гостям-зевакам весянам. Потом подошёл к терему, задрав голову и жуя бороду всё восхищался и говорил хозяевам:

— Такой же хочу скласть в будущем годе.

С разрешения полез наверх, прикрыв ладонью глаза от солнца и держась за гнёт, долго оглядывал открывшуюся даль. Зимава недобро посматривала на незнакомого гляделыцика:

— Сглазит, леший. Кто знает его? Может, нежить какая, вылез из-за кромкипорчу наводить на честных людей.

— Тише ты, мать! — пристрожил жену Старк. — Гордиться должна сыном, что хоромы сотворил такие. Даже с соседних сёл на погляд приезжают! Вона, терем поболе и покрасовитей, чем у Белавы, получился!

На первую ночь закрыли в новом доме кота с кошкой — они первыми смогут увидеть нечисть, что могла появиться в новом доме. Днём прорезали окна, зашивали гульбище. На вторую ночь запустили петуха с курицей, на третью — поросёнка, на четвёртую — овцу, на пятую — корову, на шестую — лошадь. Тем временем вырезали и приделывали к княжей слеге коньки — всё защита от злого духа. Для красоты резали балясины, расписывали узорами столбы и самцы — игра воображения, утеха мастеровым хозяйским рукам. На седьмой день решился ночевать Колот, прихватив с собою меч, железо, выкованное под священным Огнём Сварожичем — верная защита от нежити. На восьмой день переехали уже всем большим семейством.