Святослав (Железная заря) - Страница 131

131

Ещё несколько раз сталкивались и расходились рати, падали люди, втаптываемые в землю копытами коней. От Всеслава ко князю прискакал вестник, в посечённой кольчуге, с забрызганном кровью и почерневшем от пыли и грязи лицом. В ратнике Святослав не признал Колота.

— Ещё одного суступа не выдержат ни люди, ни кони, княже!

— Держитесь! Силы у болгар не бесконечны. Ваше мужество и опыт в боях против их числа, — ответил Святослав. Колот развернул коня, Хрумка было заленивился, поведя боками, но ожженный плетью, пустил в рысь.

Наконец, Глеб понял, что свежих сил против него — один Святослав с ближней дружиной, но поздно — дух воинов сломился. Глеб бросил все оставшиеся свежие силы. Вновь катилась конная лава, обгоняя выстроенных и шагающих пешцов. Князь, опустив стрелу шелома, поднял руку, тронув коня острогами. За ним двинулся стяг, и по-змеиному, чешуя за чешуёй, потекла дружина. С лязгом блестящими струями из ножен вылетали клинки. Крупная рысь коней и ближе враг, сшиблись и завертелись в смертельной пляске под страшную железную музыку. Болгары не хотели уступать, даже тогда, когда ударили на них совершенно измотанные полки Ратши и Всеслава. Совершили невозможное, то ли благодаря боевому опыту, то ли неслыханной волей к победе. Дрогнула конница защитников, развалив строй своих же пешцов и увлекая их за собой в бегство.

Израненный и усталый заводной конь, едва переставлявший ноги, рухнул вовсе под Колотом. Конный вал катился дальше, унося с собой победный клич и оставив на полчище стоны раненных. За комонными лёгким бегом, бряцая оружием и таща лестницы для приступа, проследовали Акуновы русы. Колот, поколебавшись, побежал за ними. Не пробежали и ста саженей, Акун затрубил в рог — конница откатывалась от стен и князь Белобережья тоже решил вернуть своих. Людям нужен был отдых.

Выпив, наверное, ушат воды, закусив сухомятью, Колот почувствовал прилив сил. Стонал раненный Неждан — кметь из его десятка, знахарь до него ещё не добрался. Свои перевязали ему рану на груди и два обрубка оставшихся вместо указательного и среднего пальцев на правой руке. Жить будет. Чава, старый знакомец, счастливый, спал, закрывшись от света рукой. Заяц, как обычно, чистил и точил оружие, Плющ со Скворцом играли в зернь. Проходящий мимо Доброга не мог просто проследовать мимо:

— Чего развалились? Ты, что, Заяц, бронь стянул? Впервой на рати? А вдруг враг из ворот вывалит? Вы двое, кончайте играть, а то прозеваете всё, мать вашу так!

Тут Доброга заметил спящего Чаву, поперхнулся рвавшейся из глотки матерщиной и просто пнул его. Кмети заржали над очумелым от сна разбуженным товарищем. Сотник, не улыбнувшись и показав Колоту кулак, отправился дальше, злобно глянув на других находящихся неподалёку кметей его сотни. Привыкшие к Доброге, воины не взяли близко к сердцу его ругань. Плющ, подмигнув Скворцу, снова достал из калиты кости и бросил на положенный для этого дела щит.

— Но, вы! — прикрикнул Колот. Плющ хотел возразить, но под взглядом старшого нехотя сунул кости обратно.

— Чего ждём-то? — спросил Скворец.

— Приступа, — ответил Заяц, ныряя головой в ворот кольчужной рубахи, — добивать надо их, пока раны не зализали.

— Тяжко сегодня-то, — отозвался Плющ.

— А ты думал! — усмехнулся Заяц. — Мы вон у Колота спроси — в Хазарии бывало, тащимся день по пустыне. Жарынь стоит! Ночью в дозоре комары кровь всю высосут, а утром бой. Ништо!

Солнце уже как часа три перевалило за полдень. Святослав велел поднимать людей. Тяжело дался бой, слишком много было раненых. Но сил зато у болгар больше не было. Горожане и так колебались ранее, о чём говорил Волк, а теперь, когда воевода Борис полностью вычерпал свою конницу, сам лежал в шатре Святослава и умирал от ран, захваченный полумёртвым на поле битвы, князь и вовсе не боялся защитников. Славно и крепко сегодня бились болгары, и при всей злости от Глебовых шкод, Святослав внутри себя крепко проникся к ним уважением.

Войско строилось для приступа. Воеводы оглядывали ряды, зорким и цепким привычным взглядом отыскивая тех, кто не успел или не захотел полностью вооружиться, не надел бронь, не затянул шлемный ремень. Похрапывали кони, тихо переговаривались люди. Святослав, пустив коня вдоль первых рядов, привстал на стременах, скользя взглядом по суровым воинским лицам.

— Сегодня славный день, — прокричал он, — вы хорошо сражались и надломили болгар. Зверь ранен, и мы должны добить его в его же берлоге! За теми стенами лежит то, что принадлежит нам и что вероломно у нас забрали! Злые ромеи навели царя Бориса на наш город и люди ждут своего освобождения! Волхвы говорили с богами. Нас ждёт победа! Сделаем последний шаг к ней! Слава!

Обнажённые клинки били по щитам: «Слава!» Не было воеводы Асмунда, чтобы посмотреть на своего выученика. Ещё со времён древней Эллады полководцы обращались с речью к войску, поднимая дух его и подвигая порою свершить невозможное. И Асмунд и Станила часто видели такое в ромейских войсках, когда стратилат речью своей становился на одну ступень с ратными, как бы связываясь одним победоносным вервием.

Князь указал Ратше на невидимый отсюда недостроенный участок стены:

— Тебе первому идти. В бой без нужды не ввязывайся. Людей береги. Сдаётся мне, что не просто так её оставили.

Пешая рать лёгкой рысцою тронулась за Волковым конём. В полутора перестрелах от степы Ратша соскочил с коня, бросил поводья стремянному, картинно взмахнул мечом и повёл своих.

Издали было не видно, а вблизи, почти у самой стены, стало ясно, зачем её не достроили: хитрый градостроитель углубил к стене вал, срубив ему верхушку и таким образом оставив обманчивый проход. Войско не могло развернуться и оказалось мишенью зля бьющих сверху стрелков.

131