Святослав (Железная заря) - Страница 129

129

Блуд заливисто рассмеялся и крикнул кметю:

— Невша! Привяжи коней! Останемся пока. А ты, Павша, ступай, помоги ему.

Парень, довольный, побежал к Невше, с радостью и гордостью чувствуя на себе завистливые взгляды сверстников — настоящему дружиннику идёт помогать. Блуд, обернул лицо к Лапе и сказал уже без тени веселья:

— Слышал о твоих горестях. С того ли исхудал так? Или работа съела?

— Всего понемногу, — поморщился Колот.

— Видишь как, тебе горе, а мне нашествием подвезло, да и батька родню сберёг.

— Кому война, кому — мать родна.

— Точно, — сказал Блуд. Помолчал, подумав о чём-то своём, добавил:

— Давай ко мне в Ярополкову дружину.

— Щит, что ли, за тобой таскать? — усмехнулся Колот.

— А хоть бы и так. Побудешь пока с молодшими, а там в старшую переведём. Будешь в спокое и сытости.

— Спасибо тебе, Блуд, но я со своими в Болгарию перебираться собрался.

— К болгарам? — переспросил Блуд, — Ну даёшь! Хотя, может, и правильно. Удержится там Святослав? Ромеям может не понравиться, а с ними ратиться — это не с полумёртвой Хазарией и не с растерянными болгарами.

— Князь ещё не проигрывал битв.

— Зато ромеи не проиграли ни одной войны. Они могут проиграть битву, но войну — никогда!

— Откуда ведаешь? Грамотен стал, как за княжеским столом начал отираться?

Блуд разозлился — отвык уже от упрёков:

— Помянешь меня, когда собственный ремень сыромятный сожрёшь с голоду за своим князем!

— С каких пор он стал моим, а не общим? — огрызнулся Колот.

— С тех, как в Болгарию ушёл! Свою землю защищать надо, а не чужой искать! — невольно повторил Блуд слова киевских бояр.

— Князь ни при чём, это Ольгины воеводы обосрались!

— А рать-то вся в Болгарии была!

— А печенеги с неба упали или из-под земли вылезли? Никто не знал, что они идут? Рати собрать можно было успеть!

Ответить было нечего. Блуд дёрнул себя за бороду.

— Святослав упустил власть, земля не верит ему более. Ярополк теперь его вместо!

— Ярополк — возгря!

— Разумен, однако, Ольгой под себя воспитан!

Друзья отстранились друг от друга, запыхтели, как перед дракой.

— Знаешь, Блуд, — сказал Колот уже спокойным голосом, — разные мы с тобою стали. Как ни встретимся — спорим.

— Не одной жизнью живём нынче, — перекипев и тоже спокойнее, ответил Блуд.

Как раз подошли Невша с Павшей.

— Твой малец? — как-то свысока, по бывалому спросил кметь и снисходительно добавил:

— Деловой растёт!

— Познакомься, Невша,— сказал Блуд, кивая в сторону Лапы, — это друг мой Колот, росли вместе и в хазарах ратились. Сейчас он у Святослава служит. В Болгарию вот ходил.

Снисходительное выражение на роже дружинника, принявшего Колота за обычного смерда, сменилось уважением. Блуд предложил выпить мёда в честь празднования. Раньше Лапа бы согласился, но после спора, разбередившего душу, пить со старым другом совсем расхотелось. Отговорившись, что жёнины родичи ждут его, Колот попрощался с Блудом.

— Будешь в Киеве, заходи! — крикнул вдогонку на прощанье воевода. Колот понял по-своему: не хочешь, ну и скатертью дорога, но в ответ кивнул.

Как раз после уборочной страды позвали на рать. Сказывали, что в Болгарии случилась какая-то заваруха, воевода Волк еле унёс ноги и отсиживался в Белобережье. Снова обещали бои, и семья оставалась пока дома.

Глава 3

Рать шла, будто посланная вдогон. Святослав толком не спал, не ел и других держал в чёрном теле. Обводил взглядом суровые усталые лица дружины и гнал дальше пересаживаясь на заводных коней, не щадя себя и других. До Пересечена на Днестре дошли менее чем за седмицу, почти падая с сёдел.

Прямо с дороги князь собрал воевод в тесных сенях местного волостеля. Потемневшим взором небесно-голубых глаз на почерневшем обветренном лице смотрел на нарочитых, среди которых был Волк, прибывший с Белобережья вместе с Акуном. Ратша, чувствуя неприятный холодок, пробегавший по хребту под княжеским взглядом и ощущая вину за содеянное, рассказывал о бегстве с Переяславца. Святослав, молча слушая, сжимал в кулаки ладони в ратных мозолях, едва сдерживая клокотавшую в нём ярость. Волк закончил, не оправдывая себя, склонив выю под волю князя.

— Я из Глеба с живого жилы повытягиваю! Выродок! Блядь ромейская!

Он с силой ударил кулаком по столешнице, проломив громко хрустнувшую доску, вскочил с тяжёлого резного кресла, едва его не опрокинув, подошёл к окну, вынул оконницу, жадно затянув ноздрями свежий речной ветерок. Только сейчас заметил тугие серые облака, плывущие по осеннему небу, слегка пожелтевшую, полоскавшуюся листву гибких ив. Злость улеглась, затаилась на время, освободив и прояснив голову. Князь повернулся, не вдруг разглядев в полумраке сеней насупленные лица примолкнувших воевод.

— Ты молодец, Ратша, что людей сохранил, — сказал уже спокойно, — но мёртвому было бы больше чести.

— Я привык сражаться в открытом бою, а не когда свои же люди исподтишка готовят удар, — заметил Волк, но князь его уже не слышал и не хотел слушать. Продолжал:

— Со мной только ближняя дружина и опытные ратники. Обилия никакого не брали, что на себе смогли увезти — увезли. Послано к уграм и печенегам, но они придут позже. Нам в первую голову нужно взять Переяславец, а там и Свенельд подойдёт с остальным войском и обозом. Сейчас вся надежда на тебя, Акун. И на твоих людей.

Акун кивнул крупной бритой головой.

— Смердов не трогать, тем, кто сопротивляется — никакой пощады! Нашу прошлую доброту сочли за слабость. Доброю волею богов дойдём до Филиппополя. Ромеи увязли в собственных дрязгах и им не до нас.

129