— Как звать тебя? — спросила возчика Колотова мать.
— Дикушей, — отозвался тот.
— Просим поснидать к нам, Дикуша-свет!
— Благодарствую, но в Вышгород хотелось бы поспеть до темна.
— Тогда пожди, я пирогов хоть в дорогу заверну!
За столом наперебой рассказывали новости, что сена для скотины много в этом году заготовили, соседская девка вышла замуж за парня из Древичей, а Серок Косой давеча полез на крышу и свалился с неё, сломав обе ноги. Колот участливо кивал, переспрашивал, когда говорили, что кто-то помер, кто-то детей народил. Налегая на кашу с пирогами и запивая мёдом, оглядывал родню, тёмные стены жила, всё ещё не совсем веря, что не снится сие и не проснётся посреди чужой степи и не будет снова этих бесконечных изнуряющих переходов и матерных окриков сотенного.
— Слушай, — вдруг встрепенулся Отеня, — твоя Услада вроде как с каким-то боярчонком закрутила...
И осёкся, увидев, как неожиданно потемнел ликом брат.
— Где?!
— Кто?
— Услада. Ну и боярчонок этот.
Да, перековал Колота поход, сделал круче. Не был он таким раньше. Замолчали все, лишь отец не испугался неожиданного гнева сына и строго молвил:
— Охолонь! С роднёй сначала посиди, потом пойдёшь выяснять.
Колот послушался, повёл гневным глазом и махом опорожнил медовую чарку. Сидели ещё с час, разговаривая, затем Колот велел Бретене седлать коня.
— Какой конь-то? Идти всего ничего! — обернувшись со скамьи спросил Отеня.
— Чем я, кметь княжеский, хуже боярчонка?
Дом у Услады самый большой в веси. Её мать по имени Белава происходила из Древичей и относила себя к древнему росскому роду. Держалась она гордо и независимо от остальных весян, была строга, её уважали и побаивались староста и тиун. Муж её едва не погиб в том самом злосчастном походе Игоря на Царьград, а после, лет через пять, помер. Белава часто раньше кляла пришедших русов, поминая старых князей Аскольда и Дира, при которых хорошо жилось её предкам. Несмотря на то, что мужа давно нет, держала она хозяйство крепко. Помогали трое сынов, богатырской стати, драчуны и задиры, но во всём слушавшиеся свою мать. Жили хорошо, не бедствовали, держали холопа, которого давным-давно привёл Усладин отец с памятного похода на древлян двадцать лет назад. Скоро Колот оказался у ладного красовитого терема Услады. Не слезая с седла, стукнул в дубовые ворота. Ждал долго, наконец шаркнуло волоковое окно. Холопьи глаза оглядели гостя.
— К кому и за каким делом?
— Отворяй, рожа, княжий посыл до хозяев! — как можно строже и грубее сказал Лапа.
— Нету хозяйки, в Древичи уехала.
— Но кто-то же дома? — спросил Колот, теряя терпение.
Холоп посомневался какое-то время и медленно отодвинул засов. Колот тут же тронул коня, воротина распахнулась от конской груди, едва не зашибив холопа.
Усладины братья втроём сидели за столом. Двое: Стреша и Забуд играли в тавлеи, третий — Рубец с интересом наблюдал за игрой. Все разом обернулись, некоторое время с удивлением рассматривали вошедшего. Первым опомнился Стреша, поспешно вскочив и зацепив ногой едва не перевернувшуюся скамью:
— Гляньте, кто вернулся! Заходи гость дорогой! Братья, помогите молодцу одёжу скинуть!
Встретили тепло, обняли, поцеловали, посадили за стол. Колот, не ожидавший такого, будто затянутый водоворотом, не сопротивлялся. Тут же на столе появилась братина с пивом, и Рубец разлил его по чашам.
— Где Услада? — спросил Колот, едва взглянув на хмельное.
— С маткой в Древичи уехала к родичам. Не сумуй, завтра вернутся, увидитесь.
Колот, положив руки на стол, окинул взглядом братьев — грозу всех Осинок, но ни тени насмешки или превосходства над ним, как бывало ранее, не увидел.
— Бают, спуталась ужо с кем-то, пока меня не было?
Братья переглянулись, ответил за всех старший Стреша:
— Ходил тут к ней сынок волостеля, она от него бегала, сватов грозил прислать. Бить мы его хотели, но мать не дала, хлопот, мол, не оберешься потом, княжей властью-де ставлен. Сам знаешь, мы на расправу быстры, только тебя не трогали, ты Усладе по нраву.
— Белава что говорит про это?
— Мать привечала его, но против Услады не пошла.
— Та-а-ак, — протянул Колот, — загляну я к волостелю. На судное поле сынка его вызову. Видал?
Он сунул Стреше кулак, на котором красовался княжеский перстень.
— Что это? — нахмурился Стреша. И Колот рассказал, как брали Итиль, как удалось срубить хазарского бека. Братья слушали, разинув рты. Когда-то отец рассказывал, как брали Коростень, но то всё — баловство в сравнении с походом на хазар. Едва Колот закончил, посыпались вопросы:
— А устаёшь ведь мечом махать?
— Знамо, устаёшь. С опытом приходит, как правильно бить, дабы все силы не израсходовать сразу, но всё равно выбираешь мал час, чтобы отдохнуть.
— А своих в битве рубят нечаянно?
— Бывает. Особенно когда враги обступят и бьёшь, не видя куда, лишь бы отбиться.
— А страшно?
— Перед боем только, в бою не до страхов. А потом и этот страх проходит, веришь как-то в свою удачу
— А что труднее всего?
— Да всё. Припас снедный добывать, когда запасы заканчиваются. Переход пройди, пожрать добудь, следи, чтобы бронь и оружие в порядке было, конь сыт, напоен, к бою готов, умудрись выспаться, в дозор сходить. Битва — это, брат, лишь итог!
Видя восхищение в глазах братьев, Колот позволил себе общаться чуть снисходительно, чего не допустил бы себе ещё пару лет назад, да и братья бы не простили того. Под конец беседы Колот, изрядно захмелев, начал снова бормотать что-то о поле, на которое он вызовет сына волостеля, похваляться тем, что он княжеский воин, бить кулаком по столу. Братья осторожно помогли ему выйти во двор. Холоп готовно подвёл коня. Колот долго пытался поймать ногою стремя, отказываясь от помощи. Наконец забрался в седло, трудно выговорил: «Завтра зайду» и поехал прочь.