Томительной жары как не было. Кони стелились над пожухлой травой. Рог звал уже глухо, наверное, дозор достиг балки. Колот видел хазарские спины, степняки съезжались теснее, чувствуя, что гонимые ими собрались обороняться.
Блудов десяток появился за хазарами без криков, почти бесшумно. Хазары не ожидали подмоги, считая жертву уже загнанной и застыли в нерешительности, завидев Блудовых кметей на расстоянии перестрела. Степняки съезжались для обороны, но не успевали крайние и ближние бросились навстречу русским. Ратник, скакавший рядом с Колотом, из тех, что жили в пограничных слободах, бросил подряд две стрелы в ближнего вражеского кметя. Хазарин увернулся от первой, но вторая вонзилась в грудь, бросив его на круп собственного коня. Не каждый так мог стрелять на скаку.
Хазарин в сером доспехе летел навстречу Колоту, натянув до груди тетиву. Сильный удар в щит потряс Колота, хазарин не успевал спрятать лук в налучье и отбросил его в сторону, тут же вырвав из ножен саблю. Приняв, как некогда учили, быструю степную саблю на щит, Колот с силой обрушил меч в серебряный на солнце тусклый блеск доспехов. И, не оглядываясь, повернул коня к кметю по имени Заяц, под которым свалилась лошадь, то ли подстреленная, то ли споткнувшаяся. Но Заяц, прокатившись по земле, резво вскочил на ноги, мгновенно вырвал из кожаного чехла чекан, метнул его в занёсшего над его головой саблю хазарина. Чекан, свернув набок шлемный наносник, вонзился в лицо, залив его бурой кровью. Затухающий клинок свистнул над головой Зайца, безжизненное тело сползло с седла и, запутавшись одной ногой в стремени, поволочилось по земле.
Из балки один за другим выскакивали ещё недавно преследуемые русские воины. Хазары бросились в бег. Один, потеряв коня, бежал за своими, окликая последнего на своём языке, чтобы подобрали. За ним, хищно подавшись вперёд, скакал один из русичей, сматывая на руку аркан.
Его мертвец лежал на спине, раскинув руки, рассеченая страшным ударом кольчужная рубаха на груди в месте удара щетинилась железными зубами разорванных колец. Островерхий клепанный из восьми пластин шелом съехал на лоб, прикрыв глаза. Всё, что было на хазарине, теперь по праву Колотово: и шелом, и кольчуга, которую можно починить, и мягкие кожаные сапоги, и конь, которого ловили по полю товарищи. Колот подобрал с земли выпавшую из десницы хазарского воина саблю и с интересом рассмотрел её. Это скорее была не сабля, а больше меч: заточенная с одной стороны и более узкая, чем обоюдоострый русский меч, чуть кривая, но не настолько, как у печенегов, булгар, угров или других хазар. Колот махнул ею пару раз примериваясь. В пешем бою она, конечно, никуда не годилась, а для вершника — самое то, даже, может, и лучше, чем меч. Подумалось: научиться бы двумя руками биться — по клинку в каждой.
Разволочив хазарина, Колот подошёл к Блуду, поздоровался с Беляем, старшим спасшегося дозора. Оказалось, они попали в засаду и троих из них побили сразу стрелами. Беляй теперь собрался вернуться за мёртвыми, дабы похоронить их по завету предков, чтобы души их не ходили по чужой степи. Блуд остерёг Беляя от новой засады, которую могут устроить спасшиеся хазары, догадывающиеся, что славяне вернутся за своими мертвецами. А Колоту наказал взять себе помощника и доставить языка в стан.
Поход войска заключается не только в жарких битвах, вечерних байках у костра и грабежах побеждённых. Поход — это изнуряющие дневные переходы, вши, пожирающие усталое тело. А нужно ещё и заботиться, чтобы был снедной припас, дабы исключить лишние остановки для добычи пищи. Чтобы конь был не загнан, напоен, накормлен.
Лодьи двигались по Итиль-реке, везли запасы оружия, кормы — всё, чтобы не утруждать конную рать, идущую правобережными тропами. Береглись засад и потому выставляли множество дозоров. Дорогой охотились, ловили рыбу, грабили проезжие сёла, во множестве разбросанные по Итиль-реке. Войско в походе всегда живёт грабежом, ибо воинам нужно добывать пропитание, воин за тем и идёт в поход, чтобы добыть серебро, коня, пленника, а лучше всего — пленницу, что будет следить за одёжой, готовить и ублажать ночами, каждая из которых может стать последней.
Лазутчики донесли, что хазарское войско стоит в семи поприщах от русского. Число хазар считали по тому, что говорили «языки» и сколько насчитали лазутчики. Выходило более пятнадцати тысяч. Даже с учётом того, что со Святославом шли и булгарские отряды, жаждущие хазарской крови, у него в полтора раза меньше воинов. Князь собрал на совет воевод.
Ветер колыхал полы походного княжеского шатра. Воеводы расселись по кругу на сёдлах. Посередине чадил кизяк, разгоняя дымом рвущихся до тёплой крови комаров. Вместе выслушали лазутчика, кто во второй раз, кто лишь в первый. Мстислав Свенельд наморщил лоб и вымолвил, опережая мнение остальных:
— Многовато. Мыслилось, хазары не поднимут столько.
Ратша Волк, что недолюбливал Свенельда, усмехнулся краем губ:
— Много - не много, а отступать поздно уже. Сколь разов было, когда меньший большего бивал? За тем и шли.
Воевода Гунастр, улыбнувшись всем своим широким добродушным лицом, предложил:
— Рекой бы обойти, да в тыл ударить!
Но, взглянув на построжевшие лица воевод, понял, что не то предложил. Повисло молчание, только жужжали тысячи комаров да тихо переговаривались печенежские князья. Воевода Всеслав, тронув локтем сидящего рядом Мокроуса, сказал, будто только для него:
— Сколько бы они ни собрали, главное, тарханов сломить, остальные разбегутся. На них вся надежда у хазар, пока они в тылах будут отстаиваться, остальные в бой смело будут идти. Говорят, давным-давно четыре тысячи тарханов смогли разбить стотысячное исмальтянское войско.