Святослав (Железная заря) - Страница 171

171

— Базилевс!

— Вот он, тот самый!

— Со стен видали!

Тут понял магистр, что один, изрублены телохранители, оставшиеся уносили ноги, их вязали арканами, рубили в горячке боя.

— Не трогать! Мо-ой!

Мигом убрались оскаленные клинки, отсрочив смерть. Ратша на скаку спрыгнул с коня, намереваясь взять императора в честном бою.

Не хотелось сдаваться варвару, пусть и знатному у них. В предчувствии драки тело само собралось, выветрился из головы хмель, уступив место решительному хладнокровию. Магистр подставил под удар щит. Клинок рассёк навершье, лопнула сыромятная кожа. Волк рванул завязнувший меч, вывернув магистру руку из суставов. Иоанн взвыл, выпустив щит, в отчаянии с силой выбросил вперёд спафион, целясь в руса, но железо, свистнув, рассекло воздух. Коротким взмахом воевода вспорол чешуйчатую броню, магистр, будто не заметив, развернулся и снова ударил. Ратша легко отбил ромейский меч и, вложив в удар всю силу и ярость, рубанул в открывшуюся грудь. Разлетелась чешуя доспеха под разящим харалугом, тугою струёй брызнула кровь. Не остыв от неистовства боя, Волк рубил и рубил упавшее уже тело и, будто вспомнив что-то, замешкался на мгновение, с плеча полоснул круглым кондом меча по шее магистра, отделив голову от тела. Отшвырнув ногою откатившийся к нему золочёный с перьями шелом, Ратша под рёгот ратников, размахнувшись, насадил голову на протянутое кем-то копьё.

Чадили смоляным дымом разбитые и подожжённые пороки. Только сейчас воевода вспомнил, зачем была вылазка, мысленно поблагодарив Перуна за сегодняшнюю удачу. Будто не было боевой усталости, вскочил в седло, принял из рук кметя копьё с головой. Алая кровь стекала по древку, попадала на руку, ползла под рукав. Будто стяг поплыла над полем голова магистра, сопровождая до города русскую рать.

Победа окрылила осаждённых. Снова уверовали, что ромеев можно бить, несмотря на их число. Ромеи подбирали своих мертвецов, на них пустыми глазницами — вороны уже выклевали глаза — выставленная над воротами, смотрела голова Иоанна Куркуаса.

Воеводы не лезли с советами — знали, князю и так ведомо, что железо надо ковать, пока горячо. Удручённые потерями, голодом и камнепадом, ратные вовсе падали духом до сегодняшнего дня. И всё же осторожный Свенельд предложил обождать, чтобы полностью подготовить рать для решающей битвы. Князь, посоветовавшись с воеводами, согласился.

Волк, получив обратно воеводство, посерьезнел и уже носился с распоряжениями. Святослав сам сверял составленные грамоты по количеству ратных, могущих встать в строй. Заходил в дома с ранеными. У многих открылись язвы, некоторым, спасая жизнь, отрезали загноившуюся руку или ногу. Калечные оглядывали князя и воевод равнодушным, полным тоски взглядом. Теперь, когда камни перестали бить город, их смогли разместить просторнее и умерших от ран будет меньше.

Сумасшедшие дни беспорядочных вылазок прошли, обнажив протори. Оказалось, что от коней, находящихся в Доростоле с самого начала осады, осталась едва половина, да из тех не все годились для боя. Благо за оружием каждый ратник следил сам. Переназначили некоторых сотников, прозевавших людей, погибших в схватках, и выделенное обилие, мало не повесили тут же.

Ромеи притихли, почти не показываясь в виду стен. Камнемёты, что не усели разрушить русы, разобрали и увезли. С заходней стороны магистр Варда Склир также убрал камнемёты, опасаясь отчаянной вылазки, впрочем, и не было у него разрушительных и дальнобойных петроболов, как у Куркуаса. Ратные ходили радостные, будто не было того страшного камнепада, и сам город будто ожил, окрасившись в летние цвета. По-домашнему мирными казались жаркие южные вечера, благоухающие цветущими садами, торопливо туда-сюда носились мелкие птахи, спеша доделать свои дневные птичьи дела. В глубине города стучали молотки и топоры древоделей — болгары с русскими латали повреждённые дома. До самой ночи пыхтели кузнечные горны. По улицам водили с водопоя оставшихся коней.

Глава 32

Шатры свёрнуты, ратники укладывались спать под открытым небом. Колот попросил Зайца разбудить его через два часа после полуночи, протиснулся меж двумя спавшими телами, положил голову на седло. Кто-то всё ещё бродил, местами слышался смех, далеко в городе высоким голосом творил песнь сказитель, трогая перстами струны гуслей, совсем рядом грустно тянула свирель. Лапа заснул сразу, сказалась долгая походная привычка. Во сне он был дома, с Отеней помогали вспахивать отцу поле, не было жён и рождённых глуздырей, мать, уставя стол молоком, творогом и блинами с мёдом встречала своих мужиков. На чужбине часто снится дом, в ясном радостном солнечном дне, с сябрами и близкими, погружёнными в свои будничные заботы. И кажется дом далёким ирием, куда Колот больше никогда не попадёт. Проснулся Лапа от собственного стона. Тёмная ночь звенела невидимыми комарами, на разные голоса храпели, вскрикивали, посвистывали во сне ратные.

Лапа поднялся, разминая ноги. Вытравил душу сон о доме, оставил борозду, что пройдёт только к утру. Спать более не хотелось. Колот проверил свою стражу, побродил по городу и с рассветом разбудил ратных, приказав выводить коней, снидать и оборужаться. Ратные продирали глаза, ворчали вполголоса на дотошного старшого, что разбудил прежде других сотников. Пусть ворчат, зато его сотня лучшая во Всеславовом полку и в ней едва ли не меньше всех потерь.

Вокруг творилась предбоевая суета, ругались на вечно бестолковых ратных старшие, воеводы с построжевшими лицами отдавали наказы. По выложенной камнем дороге к воротам проехал князь с гриднями. В сами ворота, построившись в походный порядок, уже выходили по сотням воины Икморева и Акунова полков.

171