Русские в ответ на камнемёты выпустили стрелков. Русский лук бьёт дальше ромейского, и русичи, подавив ромейских стрелков, проредили ряды гоплитов, те, не выдержав дождя оперённой смерти, снова пошли в наступление.
Зная, как медленно ползёт в битве время, Колот с удивлением отметил, что солнце давно перевалило за полдень. Сколько раз отбивали ромеев семь, восемь или больше? Лапа сбился со счёта. Пот заливал чело, отчаянно хотелось пить. Трава была скользкой от крови, ноги спотыкались о мёртвые тела. Натиск ромеев заметно ослабел. Рати снова разошлись, оставив покрытое трупами всё ещё ничейное поле.
— Комонные!
Строй заволновался. Вот решающий миг, Цимисхий, исчерпав пешцов, бросил в бой свежие, не участвовшие в сражении силы. Колот залез со своей сотней в поредевшие первые ряды, подобрав чьё-то выпавшее из десницы копьё, плотно прижался к одному из своих ратных.
Тесно скакавшие рысью всадники саженей за сорок разогнали коней, пустив их в намёт, растянули строй, но не настолько, чтобы потерять ударную силу. Колот упёр копьё в землю для устойчивости, почувствовал, как застонало древко, под насадившейся на перо конской грудью. Конь взвился на дыбы, опрокинулся, подмяв под себя вершника. Прорвавшийся справа ромей едва не снёс ему голову, Лапа, схватив его обеими руками за пояс, буквально вырвал грека из седла и покатился с ним, борясь. Вокруг топтались копыта, кричали и падали люди. Ромей был свеж и силён и, хоть и оказался под Колотом, продолжал трепыхаться, не давая Лапе дотянуться до засапожника. Удар, сверху нанесённый византийским комонным, сбил с Колота шелом, оглушив его. Ромей тут же оказался на нём, занёс нож и неожиданно рухнул обмякнув и поливая Колота обильной кровью из раны на шее. Из своих ли кто по ошибке рубанул, может, из русских кто ещё сопротивлялся, то Лапа так и не узнал.
Отвалив от себя мёртвое тело, Колот поднялся на ноги и огляделся. Волна катафрактов уходила дальше к стенам. По полю носились потерявшие седоков кони, русские кто отступал в порядке, кто в беспорядке бежал. Бой разбился на сотню маленьких сражений. У ворот кипела свалка: Самуил со своими комонными отбивался от конных ромеев, со стрельниц на головы врагов дождём сыпались стрелы. Посреди поля одиноко возвышался стяг Свенельда, воины, в несколько сотен мечей, образовали круг, около них падальщиками скакали катафракты, опасаясь лезть на копья. Пешие ромеи, вместо того чтобы помочь своим, лупили доспехи с убитых, не обращая на отступавших ровно никакого внимания. Колот, придерживая хлопающие по бедру ножны, побежал к Свенельду, к которому на выручку подходило всё больше воинов. Ромеи, понимая, что большего уже не сделаешь, покидали поле битвы, отходя к своим и давая русским зайти обратно в город.
На следующий день Цимисхий укреплял стан. В Доростоле хоронили павших. Погребальный костёр очистил и унёс в ирий души погибших. Святослав, испив поминальную чару, поднялся с воеводами на надвратную башню. На поле боя мурашами копошились ромеи собирая своих для похорон, на холме развернули пёстрые шатры. У подножия холма работали сотни людей, копая ров и насыпая валы. По голубому небу плыли лёгкие барашки облаков. Один день без войны.
— Боятся тебя, княже, — молвил Станислав, — ромеи никогда не заставляют воинов тратить силы на работу, ежели только не опасаются нападения.
— Мечом бы их потрогать, да ратным отдых нужен, — заметил Икморь.
— Пущай копают, нам меньше работы будет, когда начнём ромеев хоронить, — сказал Волк.
— Ну да, вали в ров да засыпай обратно.
Воеводы развеселились было, но Святослав прервал их:
— Корабли с обилием да с огнём греческим должны со дня на день подойти. Долго собрался Цимисхий сидеть.
— Приступа, видать, не будет.
— Будет, — возразил Станила, — копьём-то они нас должны попробовать...
Приступ начался с рассветом следующего дня. Под прикрытием стрелков подошла пешая рать и подкатили лёгкие камнемёты. Со стен ответили дружно, буквально засыпав нападающих стрелами и сулицами, стреляя больше сами, нежели, чем прячась за зубцы. Прорвавшиеся ставили лестницы, но их без особого труда стащили крючьями вместе с облепившими их ратными. Бой продолжался около двух часов, наконец ромеи, подавленные большими потерями, отступили, а их стрелки, не выдержавшие плотного дождя стрел, бежали вовсе.
Святослав не вовремя и неосторожно высунулся из-за зубца, смотря вслед отступающим. Шальная стрела, уже на излёте ужалила в предплечье, чуть выше запястья, порвав кровеносные жилы. Оттолкнув бросившихся на помощь гридней и, поливая кровью серый камень стены, сам принялся перевязывать рану, вырвав из руки стрелу.
В городе ликовали. Ратные вышли за стены, собрали оружие и сняли с убитых доспехи. После обеда ромеи не пошли на повторный приступ и в Доростоле справедливо решили, что неудача образумила греков. Осада перестала казаться тяжкой. Князь, едва сомкнувший глаз за эти дни и потерявший много крови от раны, едва дошёл до постели и повалился спать. От дозорных стало известно, что подходят ромейские корабли. Икморь, сам решив проверить, ушёл вниз по Дунаю на лодьях со своими Тмутараканскими русами, прихватив с собою Акуна с хортинцами. Кмети разбрелись по дружинным избам, лишь иногда выходили сотники проверять сторожу на стенах. Город, населённый ратными и немногими жителями, затих.
Проверив своих, зайдя в стойло, посмотрев лошадей, Колот зашёл в прохладную молодечную, бросил рядно на дощатый пол и забылся короткой дремотой под неумолкающий гул кметей, чинивших брони, снедавших, играющих в тавлеи и зернь. Разбудил его чей-то громкий крик, оравший невесть чего и зачем. Помотав головой, стряхивая сон, Колот узрел в проходе незнакомого ратного. Тот был пьян, качался на широко расставленных ногах, борода была всклочена, глаза смотрели врозь.