Святослав (Железная заря) - Страница 136


К оглавлению

136

— Пошёл вон!

Глаза у Феофано горели, как у поражённой огневицей. Если бы знал Михаил, какой животный страх сжирал нутро базилисы. Заговор был на волосок от раскрытия, а заговорщики — от гибели. Постельничий ушёл несолоно хлебавши, а императору сказал, что в покоях никого нет. Для Михаила не было тайной, что Никифору недолго осталось находиться на троне, а отправляться за своим господином он не хотел. Если замятия, поднятая во дворце, коснётся его, то он напомнит Феофано, что не выдал её.

— Сколько можно ждать? — Вурца терял терпение. — Зря мы отпустили постельничего, теперь они прячут императора, а стража идёт за нами.

В дверь вновь постучали, и заговорщики схватились за оружие. Феофано, натерпевшаяся за эту ночь, впустила Льва Валента.

— Пора начинать! — сказал он. — Я лично слышал, как император храпит за дверью.

Цимисхий в последний раз оглядел своих помощников.

— Кто не готов или передумал идти со мной, — обратился он к ним, — пусть остаётся. Клянусь Богом, я не буду потом мстить ему!

Не остался никто.

Двери в императорскую опочивальну разлетелись с шумом. Покой наполнился светом факелов.

— Здесь никого нет!

Цимисхий несколько раз провёл факелом над ложем, боясь поверить в очевидное. На какое-то время повисла озадаченная испуганная тишина, нарушаемая потрескиванием огней. Маленький щуплый евнух — холоп Феофано, проскочил в глубь опочивальни и подал радостный высокий голос:

— Да вот он же! На полу!

Заговорщики обступили мирно спящего базилевса. Вся возбуждаемая, накапливаемая месяцами злость ушла ещё у пустого ложа. И теперь Цимисхий тщетно пытался её вызвать снова. Вид спящего Никифора вызывал в нём только чувство гадливости от того, что он должен совершить. Иоанн почти с ненавистью посмотрел на окруживших его заговорщиков:

— Ну?! Что стоите?

— Я не буду убивать безоружного! — вдруг твёрдо заявил Педиасим. Вурца с презрением молвил:

— Ну и оставался бы тогда в женской половине. Предлагали же!

Он с силой пнул императора в грудь. Тот охнул и, причмокнув губами, перевернулся на другой бок. Валент тихо рассмеялся.

— Ух, ты! — Вурца, ярея, пнул его ещё раз. К нему присоединился Аципофеодор и ещё двое слуг Цимисхия. Они били императора куда ни попадя: по спине, животу, голове. Базилевс, проснувшись, не совсем понимал, что происходит, пытался прикрываться от ударов руками. Проснувшись окончательно, неожиданно схватил за ногу Вурцу, дёрнул с силой, свалив его на пол. Бившие отпрянули. Вурца проворно отполз в сторону.

— Бейте же его!

Никифор, рыча медведем, медленно вставал.

— На кого руку подняли, псы?!

Заговорщики попятились, будто только что осознав, что перед ними базилевс, ощутив старый забывшийся трепет перед Властью. Понимая, что ещё немного — и никто не сможет поднять руку на императора, Валент выхватил меч и ударил Никифора по голове.

Страшный вопль заставил кровь застыть в жилах. Меч в дрогнувшей руке нанёс глубокую рану, не убившую императора.

— Господи! Святая Богородица!

Страшная боль разрывала череп. Ослепнув от боли, Никифор двинулся на заговорщиков, тех раздуло в стороны как осенние листья под дыханием ветра. Его раскачивало на широко расставленных ногах, вместе с кровью уходили силы.

— Святая Богородица! — базилевс уже не кричал, а хрипел. Он рухнул на четвереньки, обильно поливая пол кровью. Никто из заговорщиков не решался добить его.

Иоанн Цимисхий никогда не робел на ратях, в самых горячих битвах шёл впереди войск, за что был уважаем воинами. Но он не был убийцей, и происходящее здесь было до тошноты противно и было нехорошим страшным сном. Крики базилевса впивались в мозг, казалось, это будет продолжаться бесконечно. Предательская дрожь в ногах заставила Иоанна присесть на край базилевсова ложа.

— Поднесите его ко мне! — неожиданная твёрдость, прозвучавшая в голосе, удивила самого Цимисхия и заставила слушаться остальных. Вурца и Аципефеодор, схватив под мышки императора, подволокли его к Иоанну.

— Скажи, презренный, не я ли помог тебе взять власть? А ты, безумный, лишил меня началования над войском!

Рёв Никифора превратился в вой, вряд ли до него доходили слова Цимисхия, но Цимисхию воспоминания собственного унижения были нужнее. Он, схватив Фоку за бороду и глядя в страшное, залитое кровью лицо, продолжал говорить, гневом побеждая ужас:

— Ты отправил меня, мужа доблестного, которого боится враг, к смердам пахать землю! Говори же что-нибудь в своё оправдание, ну!

Никифор липкой от крови рукой судорожно схватил Иоанна за предплечье. Цимисхий вскрикнул от неожиданности, снова почувствовав какой-то потусторонний страх, будто от прикосновения мертвеца, тщетно пытался отцепить схватившие его пальцы. Заговорщики в исступлении с силой лупили рукоятями мечей по голове и лицу Никифора, пока наконец Цимисхий не пихнул базилевса ногой, опрокинув того на спину. Базилевс перевернулся и пополз в сторону от убийц, цепляясь скрюченными пальцами за залитый кровью пол. Кто-то — в беснующемся свете факелов и мелькании тел не разобрать было кто — пронзил императора клювастым арабским мечом — акуфием, но и после этого Фока продолжал ползти.

— Довольно! — снова вышел из оцепенения Цимисхий. Растолкав всех, он вырвал из рук Валента меч и, коротко взмахнув им, ударил базилевса по голове.

В пропахшей болью и кровью тишине послышались утробные звуки — кто-то блевал. В железные запертые ворота дворца ударили чем-то тяжёлым, звук, низкий и гулкий, прокатился но залам.

136