Святослав (Железная заря) - Страница 118

118

— Может, не поедем сегодня, здесь заночуем? — она кивком головы указала в сторону Милавы, что сидела на завалинке без кровинки в лице и смотрела опустевшим взглядом куда-то перед собой.

— Поедем, — твёрдо возразил Колот, — не могли они одни здесь появиться. Спешить надо!

Услада села в непривычное седло, взяла в руки поводья. Колот помог забраться сзади неё Милаве, не решаясь взглянуть в лицо родственнице, что в одночасье потеряла мужа, сына и честь. Лучше бы ревела, билась о землю, выпуская наружу своё горе — всё было бы легче и ей, и ему.

До Вышгорода было чуть более восьми вёрст. Если спрямить путь, то версты на полторы менее. Если заночевать и оставить в городе жёнок, Колот наутро поедет в Киев, чтобы там ещё дня на три отпроситься у боярина, заодно и узнать, как там и чего.

Шли ходкой рысью. Кони, будто чувствуя настроение хозяев, спешили сами. На широком поле колосился хлеб, вдалеке приветливо махал сосновыми лапами лес, пряча за своей спиной заходящее солнце. Справа, где липы, смыкаясь, загораживали собой ручей, вспорхнула стая галок, что, поднявшись над вершинами деревьев, полетела в сторону леса. Колот, ехавший сзади, попридержал коня. Послышались тяжёлые всплески — кто-то переходил ручей. Один за другим, разгоняя лошадей, выезжали вершники, человек семь, к ним чуть со стороны, присоединялись ещё двое.

— О, Матерь Сва!

Колот хлопнул по крупу коня, нагоняя женщин, крича на ходу, нахлобучивая и застёгивая шелом:

— В лес! Быстрее!

Их коня не было видно среди вытянувшихся колосьев, только быстрее запрыгали вверх-вниз две светлые фигуры. Лапа огляделся. Печенеги нагоняли, кто-то расправлял смотанное ужище. Пущенная стрела воткнулась в щит, висящий на спине, отчего он стал тяжелее. Колот вырвал из налуча лук, развернувшись и прицелившись, пустил подряд две стрелы в передних нагоняющих степняков. Стрелы прошли рядом, никого не задев, но печенеги чуть поотстали.

Спасительный лес приближался. Там Колот знал тропки, он заблудит печенегов, даст уйти жене и родственнице, а если повезёт, то и сам жив останется.

— Правее! Правее тропа! — заорал он, но Услада, приметив расступившиеся деревья, уже сама направила туда коня.

Замелькали перед глазами колючие ветки, Лапа пригибался, едва успевая дёргать поводья, направляя коня по извилистым петлям тропы. Перед лугом, поросшим по краям кустами шиповника, дорога стала прямее, вспучившись корнями на выезде из леса. Вдруг конь под жёнками споткнулся и грянулся на землю, женщины покатились в разные стороны, сминая траву Колот не успел осмыслить происшедшее, как его собственный конь пошёл дурным плясом, заваливаясь набок. Лапа, чувствуя, что не удержаться ему в седле, высвободил ноги из стремян, кувырком упал на землю и, прокатившись, снова поднялся на ноги.

Из леса гуськом выскакивали печенеги. Какие-то мужики с рогатинами и топорами, взявшиеся невесть откуда, окружив, валили их с сёдел. Хрястнув, упало дерево, отсекая степняков от дороги. Вперемежку с криками и матом лязгало железо. Мужики, смерды по виду, носились по лугу, тыкали печенегов рогатинами, подчас мешая друг другу, но их было явно больше, и степняки сопротивлялись недолго. Один, матёрый, кружился, махая саблей, но меткий удар топора свалил его с лошади.

Услада с Милавой, охая, поднялись. На счастье отделались ушибами, и кони, на первый погляд, тоже были в порядке. Их свалили растянутым вервием, натянутым на тропе. По ошибке их остановили, а может, охотились не разбирая — было не ясно. Колот, пробежав взглядом по полю, упёрся глазами в огромного роста мужика, что стоял, опираясь на рогатину и внимательно разглядывал Лапу. Мужик был худощав, но широк в плечах и, видимо, был очень силён. С печенегами уже кончали и начинали собираться вокруг него, спрашивали, что и как делать. Один парень указал на Колота:

— Гляньте-ко, бабы справные да и броня неплохая на ём! Может, и его тож?

Парень был из тех, что в бою прячутся за спинами сильных, подстрекая их, а потом добивают поверженное тело. Колот положил руку на гарду меча: победа им достанется дорого. Заметив движение Лапы, великан усмехнулся и сказал парню:

— Так сходи!

Стоявшие рядом заржали, парень, смутившись, отступил на шаг. Мужиков собиралось всё больше, сваливали в кучу взятые доспехи, оружие, кое-кто ловил по лесу разбежавшихся коней. Главарь тяжело двигал челюстью туда-сюда, будто раздумывая, что делать с Колотом и его бабами. Какой-то окольчуженный ражий мужик, растолкав стоявших у него на дороге лапотников, подошёл к главарю:

— Слышь, Хряк, — обратился, — оставь кметя в покое. Добычи взяли и так немало. Тем более свои русские. Отпусти его.

И голос, и сам воин был до боли знакомым. Колот всматривался, но не мог разглядеть лица, скрытого наглазниками шелома и застёгнутой бармицей. Зубило! Он, не он? Как он здесь? Куда подался, когда у них вышла та котора с Бабурой? Зубило тоже узнал Лапу и старался не поворачиваться в его сторону. Колот вовремя сообразил, что окликать сейчас старого товарища не след. Главарь повернул к воину крупную голову, оскалился:

— Княжьи холопы, что ли, свои для тебя? Печенеги, как у себя дома, ходят, а они животами прирастают! Может, захочешь с ним уйти из ватаги?

Воин молчал. Вот каков стал Зубило, под зброднями ходил и сам был зброднем. Слушал нового воеводу лапотного, опустив очи долу. Натешившись своим превосходством, Хряк великодушно разрешил:

— Ладно, княжий пёс, ступай своей дорогой. Не звери мы какие тоже! Но больше мне не попадайся — не пощажу!

118